Нетрезвый ветер шёл, сбивая крыши,
на жестяные вывески брюзжа.
Часов соборных скаредные мыши
полуночного ждали дележа.
Луна скрывала оборот медали
от каждого – будь Ганс он или Жан,
и тени сторожей напоминали
уютные кошмары горожан.
А тот, в ком злые звуки рыли норы,
один от лба не отнимал руки.
И превращались в ноты кредиторы
безропотные, будто должники.
И становились музыкой поклоны
униженные просьбы, глупый быт.
Вонючие чернила за полкроны
вливались в фугу, забывая стыд.
«Ах, дети! Ах, безмозглые вельможи!
Ах, чертова бутылочка вина!»
Но лез мотив, как волосы из кожи,
сшелушивая с лысин времена.
Еще! Еще! Пиши! Гони галопом!
Увешай стременами нотный стан!
Пусть кресла льнут к великосветским жопам,
но ветер оседлает Иоганн!..
«Откройте окна! Да пошире – душно!
Будь проклята бездушная страна!»…
И длится ночь, и жизнь ему послушна,
и музыка, и ветер, и луна.